Наш спецкор Николай ВАРСЕГОВ стал первым туристом, который проехал по Байкало-Амурской магистрали и решил, что бамовский туризм даже экстремальнее и веселее космического.

По весне на БАМе женщин бойся

Женщины БАМа - порода особая, буйных и диких комсомольских кровей. Оттого у них в мае - июне, после долгой суровой зимы, не на шутку бушует гормон. Распаленные дефицитом мужчин, жгучие бамовки особенно агрессивны в этот период года. Нигде в России дамы не матюгаются так смачно, многоэтажно и невпопад, как здесь. Тем самым они подсознательно привлекают внимание наиболее сильных (пусть хамоватых) особей альтернативного пола и отпугивают слабых интеллигентишек. Тут не Москва и не тот климат, чтобы плодить недоносков от умных очкариков - БАМ уважает грубую силу. Женщины БАМа не шибко красивые, зато весьма энергичные, крепкотелые и грудастые, с широкими бедрами и плечами. Опять же естественный отбор.

В Комсомольске-на-Амуре я вдруг услышал:
- Эй, мужчина, можно вас на минутку? - На крылечке обувного киоска сидели две веселые дамы в коротеньких юбках, широко разведя толстые ляжки.
- Вот скажите, мужчина, - игриво спросила старшая годов сорока трех, - сколько мне лет дали бы вы? - Ну как человек интеллигентный я не могу вам назвать точную цифру, - отвечал я уклончиво, - но этак, полагаю, ваш возраст примерно соответствует размеру моих ботинок...
Дамы были в восторге:
- Вы чо, правда интеллигент? Во... твою мать! А с виду и не подумаешь, вроде нормальный!

Особо прелестны дамы-кассирши на маленьких станциях. Вы подходите к ней, одиноко скучающей, с вопросом: «Когда поезд на Тынду?» - а она вам в стиле «а-ля Москва 1980-х годов»: «Вы что, гражданин, читать не умеете?» И правда, у вас перед носом куча разных бумажек, где с трудом, но можно сыскать нужное сообщение. Спасибо за ностальгию!

Для справки надо сказать, что по всему БАМу - от Советской Гавани (берег Тихого океана) на запад до Тайшета 4300 километров - можно запросто прокатиться с пересадками пассажирскими поездами суток за 5 - 6. Но я чаще пользовался любезностью машинистов грузовых поездов и любовался пейзажем из окна тепловоза. Машинисты на мое предложение хлебнуть пивка или чего покрепче вежливо отказывались. Неохота терять денежную профессию: семь - девять тысяч в месяц, у помощника - пять-шесть. Но признавались, что, конечно, «бывает» и в дороге, когда на контроле дежурная врачиха - своя баба, которая не заложит. А врачиха чаще - баба своя, потому что на БАМе давно все друг другу свои, все смолоду начинали, все вдоволь хлебнули лиха. Потому тут народ сплочен в так называемое бамовское братство.

«Нас спасали пленные японцы...»

От станции Ургал я отъезжал вечером в поезде типа «бич». Так называют на БАМе пригородные поезда из одного-двух общих вагонов, пропахших вяленой рыбой, портянками, перегаром и прочими нечистотами. Публика зашуршала пакетами, перебив злые ароматы жареным и печеным, отчего живо проснулся сидевший наискось от меня чумазый, затравленный солдатик, явно из беглых. Я тоже вынул сало, хлеб, луковицу, пиво. Боец вожделенно уставился на мой стол. Дал ему кусок сала с хлебом. Солдатик жадно проглотил и, зажав рот грязной ладонью, бросился в туалет. Его стало рвать с голодухи.

Напротив проснулся сосед старичок и разделил со мной трапезу. Заодно поведал про эти края. После войны в районе Ургала стояли лагеря с японскими военнопленными. Японцы добывали уран.
- Мне тогда было лет восемь, - вспоминал мой сосед Пикуло Владимир Петрович, - отец нас привез сюда с Алтая, чтобы спасти от голодной смерти. Но и здесь голод был жуткий. Благо, что японские лагеря стояли, только с них и питались. У японцев тогда было все: свиньи, коровы, куры, овощи... Они для себя выращивали, ну и с нами делились. Если бы не эти пленные, я бы, конечно, с голоду помер, как и многие бы не выжил. Вы спрашиваете, почему мы сами не могли себя прокормить? А вот не знаю! До сих пор не могу понять, почему японцы в плену и уголь добывали, и себя и нас кормили? А наши вот только недавно научились здесь за скотом ходить и овощ выращивать - перестройка заставила.

На станцию Февральск прикатил я глубокой ночью. Тишина, ни души, холодный и нудный дождь. У крылечка привокзальной гостинички стоял джип, к его колесу прикована мощной цепью большая лохматая псина. Животное долго не подпускало к двери, пока не скормил ей полкило колбасы. Здесь даже собаки на лапу берут! Едва достучался. - Местов нет! - голосила заспанная тетка. - И до утра не будет!
Пришлось применить насилие и угрозы. Тетка, чертыхаясь, впустила. Тут же выяснилось, что в гостинице... нет ни одного постояльца.
- Почему же вы меня не пускали? Вам же деньги выручать надо...
- А может, вы маньяк какой, домогаться начнете, а я одна...

Утром я постирал в туалете бельишко и, выжимая его в унитаз, сделал на полу неприличную лужу. Что подумают эти тетки? Взял тряпку, протер. Получился жуткий контраст - чистое пятно посреди грязи. Пришлось протереть весь пол для ровности. Скоро слышу из своей комнаты: «Валя! Он вымыл пол в туалете!» - «Да иди ты?!» - «Б... буду!» - «А я сразу заметила, что он какой-то долбанутый, туристом, говорит, к вам приехал, корреспондент, а рожа, как у насильника. Во, дура, пустила!»

Приезжай ко мне на БАМ...

Но особо меня впечатлила ночная диспетчерша Люба на одном совсем маленьком и глухом полустаночке, где наш грузовой остановился на полтора часа, пропуская встречные.

Тут надо заметить, что женщины на дальних полустанках среди тайги часто дежурят по ночам в одиночку, даже без собаки, порой километров за сорок - пятьдесят от ближайшего жилья. Пройдя в кромешной темноте вдоль состава, я вошел в маленькое (почему-то даже незапертое?) помещение и увидел за пультом пышногрудую молодуху. На мое «здравствуйте!» женщина вздрогнула всем своим телом. Я быстро представился, но изначальный испуг, по-видимому, очень ее возбудил, потому как сразу же после краткого знакомства Люба завела разговор на тему: «Правду ли говорят, что все командировочные - ужасные бабники?» Я ответил, что это совсем не так, подчеркивая тем самым мои чистые помыслы. После она вдруг стала рассказывать про свой странный роман с пожилым человеком, с которым познакомилась прошлым летом, и про то, что ее молодой муж об этом романе знает. Этот самый муж часто выпытывает у Любы детали их сношений со старичком, от чего сам всегда возбуждается и становится неистов в любви. Чем дальше, тем упоительнее излагала мне Люба свою половую жизнь, а я напряженно внимал, почти как в детстве, когда впервые постигал уроки старших товарищей о тайных отношениях взрослых.
- Когда муж возбуждается, прямо чистый садист! - Тут она поддернула юбку до самых трусиков и показала жуткие синяки на ляжках. - Куш-шается, гад, как собака! - прошипела Люба скорее с наслаждением, чем с обидой. Меня охватила какая-то нервная оторопь, и в сей момент я думал лишь об одном: «Должно быть, этот сюжет интересно уляжется на страницы газеты».

Так незаметно прошли полтора часа, пролетели на восток два состава, груженные лесом, и Люба вышла меня проводить. А напоследок, пожимая руку, она вдруг сказала:
- Вот вы спрашивали, какие мужчины мне больше нравятся, так я вам честно скажу: мне нравятся такие, чтоб сгреб и уё... ! А вы полтора часа сидели и только слушали...
Тут я понял, почему Люба на ночь не запирает двери.
- До свидания, Люба!
- Приезжайте еще! - помахала она вслед белым флажком.

«Если муж мне изменит, я его застрелю...»

Совершенно усталый, я с позволения машиниста прыгнул во вторую (заднюю) кабину тепловоза, где на сиденье помощника... дремала молодая женщина. При виде меня она (извините за повтор) содрогнулась всем своим телом, резко распахнула фуфайку и... схватилась за кобуру.
- Вневедомственная охрана! - прокричала она.
Я тоже успел представиться до начала пальбы.

Оказалось, что мы везем японские легковушки, а моя новая спутница Вера приставлена охранять это добро. - Вообще-то здесь не грабят, - поясняла она, - это вот на Транссибе, там беспредел, прямо на малом ходу вагоны вскрывают. Одни товар выбрасывают, другие тут же подбирают - и на машину. А что ты поделаешь? Стреляешь по ним, стреляешь, а попробуй попади при такой тряске, если они от тебя вагонов за двадцать... Составители с бандитами заодно, специально товар подальше от локомотива ставят. А чо... Привыкла! Постоянно по командировкам, жить-то надо... С мужем? Нормально! Он у меня в этом плане надежный. Я ему, бывает, да, изменяю, а он не-е! Я ему говорю: «Только попробуй, б..., приеду, узнаю, постреляю обоих - и тебя, и сучку твою!»

Мэры и мэрши в поселках БАМа все на одно лицо: «О! Корреспондент! Проходи, ложи сюда эту свою хреновину! У нас тут все по-простому, пить чо будешь? ...Нужен ли БАМ? Хороший вопрос. А я скажу так: нужен! Ведь здесь вся таблица Менделеева: и уголь, и лес, и золото, и титан, все здесь, вся мощь российская! А народ здесь какой трудолюбивый! Почему не берем? А потому что кому-то выгодно страну развалить, ну ты сам знаешь кому. Кому-то выгодно, чтобы Россия зависела от Запада. Вот они и кричат: «БАМ - дорога в никуда!» А я бы на месте Путина не слушал своих продажных советников, а вложил бы сюда деньги. Почему титан и ванадий покупаем в США, в Японии, в ЮАР, когда вот он лежит вдоль дороги - миллиарды тонн?! Что это, если не вредительство?!»

И только мэр города Тынды Марк Борисович Шульц - коренной москвич, но живущий здесь уже 38 лет, размышляет о БАМе в унисон моим горьким раздумьям:
- БАМ поднять можно, как и всю остальную Россию, но люди, которые выбрасывают мусор из окон своих квартир, а таких у нас в Тынде очень много, они, конечно же, ни на что не способны. Вот я, мэр города, хожу по подъездам, сам вкручиваю лампочки, а через день-два их воруют... Поэтому при таком нынешнем поколении говорить о перспективах БАМа просто бессмысленно.

Мы прокладывали БАМ ради кучки пилорам?

В городе Тынде, в гостинице «Юность», познакомился с канадскими французами мсье Квотой и его спутницей мадам Паулой. Квота - бизнесмен и знаток нашей жизни.
- А скажи-ка мне, брат мусью, - пытал я его за ужином, - почему мы в России никак не научимся жить по-людски, по-вашенски?
- Если правду сказать, вы обидитесь, - отвечал пьяненький Квота.
- Не обижусь!
- Потому что вы, русские, народ очень трудолюбивый, а мы, европейцы-американцы, жуткие лентяи. Мы не будем хвататься за работу, пока точно не просчитаем, что от нее будет польза. У нас даже пословицы есть, как это помягче перевести... Например, «Задолбался, как русский» или «У тебя, как у русского, когда руки работают, ум отдыхает». Это о человеке, который вкалывает много, но чаще впустую, потому что не думает. Я десять лет жил в Москве и каждый год дивился одной картине: весной под окном выкапывают дырявую водяную трубу, все лето заваривают и осенью хоронят до следующей весны. И никому не придет в голову, что новая труба стоит куда дешевле вечного ремонта старой. А еще европеец никогда не поймет, зачем тянуть по городу трубы с горячей водой, когда у вас такие дешевые энергия и газ?

Не скажу, что мысли мсье Квоты меня шибко просветили, но после, пробиваясь по БАМу, я часто поминал его правоту. Поезда здесь ходят наполовину порожние, причем навстречу друг другу с одинаково пустыми вагонами и платформами. Все, как при Советской власти. Чаще везут в Японию лес-кругляк, реже доски и металлолом. На запад - машины с японских свалок. На станции Хани мы с машинистами оставили на семь часов трехсекционный тепловоз и пошли спать в депо, не заглушив ни одной машины.
- Если дизеля заглушить, - пояснили машинисты, - завтра хрен заведешь, аккумуляторы старые. Конечно, дешевле купить новые, чтобы экономить соляр, масло, моторесурс... Но кому это надо?
Я уж не говорю про перегоны, где тепловозы стоят, тарахтят часами, выжигая горючее. А потом подымаются цены на билеты.

«Они стояли молча в ряд, их было восемь»

На станции Таксимо в 12 ночи в гостиницу не пробиться. Дежурная по станции подогнала тепловоз и велела ехать в ДОЛБ (дом отдыха локомотивных бригад).
- Без начальника станции не пущу! - отрезала директорша ДОЛБа. - А начальник уже спит! - И повела меня к дежурному по депо. Тот оказался слегка туповатым малым и никак не сумел с трех раз запомнить название моей газеты.
- А на хера ты этого из газеты... какая-то «Правда»... сюда послала? - спрашивал он по селектору дежурную по станции.
На это дежурная почему-то обозвала коллегу (как бы это сказать?) детородным органом моржа и отвела ему роль клизмы. Тот, в свою очередь, отметил некие особенности мочеполовой системы у дежурной по станции. Дежурная (как бы это сказать?) пожелала ему орального секса. Он, в свою очередь, предложил ей анальный. Я тихо покинул ДОЛБ, удивленный столь странной попыткой решить вопрос моего ночлега, и по шпалам, по рельсам вышел на какую-то темную дорогу, увидел будку. Заспанный сторож объяснил, что в полутора километрах отселе поселок Новый. «Там спросишь у пьяных - они там всю ночь шатаются, - где, мол, тут общага ПРМЗ. Ну там еще парня приезжего недавно ножом пырнули, в общаге и заночуешь, там всех примают...» Немного прошагав по асфальту, я едва успел отскочить от встречной пьяной машины и, ослепленный ее дальним светом, стоял одной ногой по щиколотку в какой-то жиже. В этот момент мной овладела тупая злость, поглотившая все ночные страхи. Я попер, раздувая ноздри и распушив бороду, на мерцающие впереди огни, и, наверное, сам был страшен со стороны. У первого же ночного ларька увидел притихшую компанию пьяной молодежи, человек восемь, среди них была одна девица.
- Где тут у вас парня зарезали? - спросил я сурово.
- А мы-то, отец, при чем? - ответил один и уточнил. - Его не зарезали, он в больнице лежит. А вы с прокуратуры? - С прокуратуры.
- Не-е, мы только слышали, что он милиционер приезжий, а больше ничо не знаем. Общага где? Тоже не знаем. А гостиница есть, частная, это за магазином «У Володи».
Тут девица вызвалась меня проводить:
- Только можно я вас под руку, а то меня шатает во все стороны.
Оставив компанию, мы с новой знакомой, Наташей, повисшей у меня на локте, отмотали еще с полкилометра. - Почему ты такая пьяная?
- Брат женился.
- Сегодня, что ли?
- Не-е, с месяц уже! Дуру взял, на пять лет себя старше, мне ровесницу.
- А сколько лет брату?
- Двадцать один.
- Ты где работаешь?
- Нигде.
- Почему?
- Гы-ы-ы!
Частная гостиница оказалась обычной деревянной избушкой. На звонок вышел хозяин отеля в длинных черных трусах.
- Пусти прокурора заночевать! - пыталась Наташа перекричать собаку.
- Нет-нет, мест нет! - ответил мужик и удалился.
- Ладно, пойдем ко мне, - предложила Наташа, - мать у меня в ночную, дома только ребенок.
Мы куда-то свернули. Ровно посередине темного перекрестка в пронзительной тишине, под тусклым светом луны одиноко торчала мужская фигура. Наташа остановилась и крикнула:
- Эй! Ты кто?!
Фигура не шелохнулась.
- Эй! - повторила она, - ты чо тут стоишь, как х..?!
На сей раз фигура что-то промычала, качнулась и повалилась плашмя на землю.
- А, это сосед, - пояснила Наташа, - он всегда так падает.
Она никак не могла попасть ключом в замочную скважину и предложила мне отомкнуть веранду. В большой комнате работал телевизор, а на диване крепко спал пацанчик лет этак пяти. Обшарпанная кухня была завалена грязной посудой, а под ногами метался худой рыжий кот, голодный, как российский солдат. Наташа бросила коту кусок черного хлеба, и тот принялся жевать, сладко урча. Наконец-то я разглядел лицо красавицы. Оно было сильно опухшим, но не лишенным обаяния, и слегка походило на лицо Михаила Соколова из программы «Однако». Однако выглядело лет так на тридцать пять. Я достал пиво, хозяйка попыталась найти чистые стаканы, но не нашла. Стали пить из горла. На лоне прочего свинства мой грязный ботинок выглядел вполне пристойно, и все же я прошел в так называемую ванную, помыл обувку, постирал носки. Когда вышел, Наташа убойно спала рядом с дитем. Проверив наличие денег (своих, разумеется), я тихо покинул этот гостеприимный дом и рассосался во мраке ночи.

«Не для мужа я рожала, не для мужа я живу...»

От Таксимо на запад в пьяном поезде типа «бич» я уснул крепким сном. Но очнулся от криков на какой-то станции в районе Северомуйска, глянул в грязное окно, и мне показалось, что разъяренная толпа грабит стоящий рядом пассажирский Москва - Тында. Под оглушительный мат из вагонов летели какие-то ящики, мешки, коробки и еще черт-те что.
- Задержите поезд! - орала некая здоровенная бандерша. - Леня, б... дай машинисту еще пару стольников, пусть подавится, на х... но чтобы стоял три минуты!
- Товар привезли, - пояснила сидевшая напротив очередная попутчица. И после поведала, что все частные станционные магазинчики типа «Светлана», «Ольга», «Тамара», «Марина» и т. п. питаются от московских поездов. Проводники закупают в Москве водку, пиво и прочее-прочее, а на маленьких станциях за две минуты должны успеть разгрузиться и посчитать деньги. Поэтому столько ора и суматохи.
Попутчица сама работает проводницей на БАМе за три-четыре тысячи в месяц. Муж - слесарь в депо, получает максимум до пяти, а всякий товар и продукт здесь на 30 - 50 процентов дороже, чем в той же Москве.
- В чем счастье? Да какое там, на хрен, счастье?! - разговорилась попутчица. - Так, лишь бы выжить да детей на ноги поставить. А что муж? Жлоб и скотина, ничего в нем духовного. Давно бы бросила, да переехать некуда.

На вопрос, что есть духовное, попутчица томно заулыбалась и вспомнила случай десятилетней давности, когда она ездила проводницей в Москву. Тогда на нее, молодую, красивую, всем сердцем запал один импозантный мужчина. Он говорил ей много нежных, красивых слов, которых не знают на БАМе, называл «солнышком лесным» и приглашал посетить его московскую квартиру. Но она не согласилась. А вечером, когда ей уезжать обратно, мужчина приехал на Ярославский вокзал, подарил девушке букет цветов и бутылку водки со своим собственным портретом на этикетке.
- С тех пор, - совсем уж разоткровенничалась она, - мы ни разу не виделись, но все эти годы я тайно живу для этого мужчины. И рубашки мужнины стираю для него, и обеды варю для него, и детей рожаю - все для него, и никогда ни с кем не изменяю ему...
А поезд петлял по крутым серпантинам сопок. Где-то под нами проходило одно из гигантских сооружений века - пятнадцатикилометровый Северомуйский туннель. Его пробивали аж 26 лет, потому что геологи грубо просчитались, и проходчики, пожертвовав двумя десятками жизней, то и дело пробивались на подземные реки. Туннель укоротил БАМ на 55 километров, но пассажирские по нему не пойдут - слишком опасно. Зато грузовых не жалко.

На Байкале особисты обезвредили меня

В этой главе я бы очень просил руководство Восточно-Сибирской железной дороги не наказывать машиниста электровоза, который, возможно, спас мне жизнь.

Случилось так, что после бессонных дорожных передряг я почувствовал адскую головную боль, и дежурная врач по ДОЛБу на станции Новый Уоян порядком ужаснулась моему предынфарктному на 200 давлению (она подтвердит). Надо срочно в Северобайкальск, сделать укол. Машинист грузового словно чуял беду, никак не хотел брать и только из сострадания к умирающему посадил в последний момент в заднюю кабину. На подъезде к Северобайкальску я увидел потрясающие красоты Байкал-озера и высунул в форточку фотоаппарат. Вдруг услышал страшную матерщину и увидел, как прямо за электровозом бросилась вдогонку здоровенная (как и все тут) бабища-железнодорожница, махая страшными кулаками. Мне сказывали, что у диких племен Забайкалья существует поверье: если на ходу поцеловать электровоз, то это принесет счастье в охоте и личной жизни. «Неужто и наши столь одичали в этих широтах?» - только успел я подумать, как поезд вошел в черный туннель. А на станции Северобайкальск меня встретил наряд милиции:
- Почему вы фотографировали туннель? Охранница вас заметила.
«Не знал, не видел, журналист...» - было неубедительно. Меня передали офицеру ФСБ. Тот, спасибо, поверил на слово, что туннель я не снимал и, прочитав назидание, отпустил с миром. Врачи укололи в задницу, полегчало. И тут я от души порадовался за наши спецслужбы. Помню, накануне второй чеченской войны я снимал укрепления печально известного логова ваххабитов - селения Карамахи. Потом предлагал задаром отснятую пленку руководству ФСБ в Махачкале. Пленка их ничуть не заинтересовала, и меня не пустили даже за порог этого заведения. (Смотри «КП» от 16 сентября 1999 г.) А ведь сколько потом полегло наших при штурме той незнакомой крепости! И вот на тебе, какой-то паршивый туннелишко, давно отснятый на множество открыток и календарей... Выходит, что даже фээсбэшников эта война отрезвила и кое-чему научила.

Пьяницы ужасные - добрые внутри

В скором Северобайкальск - Красноярск встретил добрейшей души проводницу Качаеву Тамару Егоровну. Одна на весь вагон, она всю ночь убиралась за пьяными лесозаготовителями. Те нажрались, как свиньи, до утра блевали, плевали, гадили.
- Всех сдам в милицию! - кричала Тамара Егоровна, при этом ни разу не матюгнувшись. А после мне поясняла: - Ну как их сдашь? Они же все при деньгах едут, милиция их оберет до копейки, а дома у них ведь семьи, дети голодные. Они месяцами на лесоповале вкалывают, одичали, естественно. А работяги они не злобные, никого не обидят.
- Дай водки, мать!
- Иди отсюда, иди! ...А что делать? Инженером на «оборонке» работала, сократили. Но вы не думайте, среди них и нормальные бывают, непьющие. А сколько едут обманутых! Тут же закон - тайга. Набирают на лесоповалы простачков из всей России, денег больших обещают, а через полгода - пошел вон! Ты, говорят, больше проел, чем заработал. Купят ему плацкартный до Красноярска, и до свидания. Зимой парня везла, худой, как скелет, а руки... страшно смотреть... до костей обморожены... - по щекам проводницы потекли слезы. - Он лег на верхнюю и лежит, и лежит. «Чего, спрашиваю, не поешь ничего?» - «Не хочу». - «А деньги-то у тебя есть?» Он заплакал: обманули, говорит, не заплатили. Так с ложки его и кормила. Ой, как вспомню эти руки! Куда он теперь без них? А ведь жена у него, ребенок...
- Мать, ну в каком вагоне водку-то продают?!
«...Вот ты хоть и корреспондент, хоть и с бородой, а ни хрена в жизни не понимаешь! Говоришь: «Русский мужик! Русский мужик! Работать не может, ничо не умеет!» А вот у нас случай был, Леха, скажи? Значит, эти, японцы долбаные, какую-то там новую тачку изобрели, типа «Тойота-супер», ну и решили ее по нашим дорогам попробовать. И там на перевале посреди ночи у них чо-то, типа, сломалось. Они туда-сюда... тыр-пыр - не заводится! И вдруг едет один мужичок наш на стареньком «москвичонке». Остановился, под капот к ним залез: «Ну! - говорит. - Чо вы тут наворочали-то?» Взял он там два гвоздя, проволоку, чего-то там, типа, вставил, примотал,... р-раз, и мотор завелся! Так они ваще обалдели. Через месяц опять к нам приезжают. Мужика отыскали и говорят ему: дескать ты, Василий Петрович, нам такое усовершенство придумал, что у нас бы ни один инженер до того недодумался. А потому, говорят, хрен ли тебе тут на БАМе делать? Поехали к нам, в Японию, будешь у нас на фирме, Мы, говорят, дадим тебе зарплату там, типа... тысяча долларов. А мужик подумал и говорит: «Не-е, косорылые! Мне и у себя хорошо! Леха, скажи? Лех, ну ты чо? Спишь, что ли, в натуре?»

«А соловьи поют наперебой»

Но если судить в целом, то народ на БАМе очень даже добротный. Пусть пьющий и хамоватый, но до работы охоч, за редким исключением. Потому что без работы на БАМе все равно что без пищи - долго не протянешь. Беда лишь в том, что труд их не рационален, потому как там, наверху, не хватает умных голов, чтобы поставить дело. И работают бамовцы, как тот стоящий на месте тепловоз, - бессмысленно прожигая силы, «заколебавшись, как русские». Но благо Россия страна богатая, и мы с вами, налогоплательщики, можем себе позволить БАМ убыточный содержать, потому как - что слышал я здесь много раз от больших начальников - этот БАМ есть наша гордость!

Но если меня вы спросите, хочу ли я опять проехать туристом по БАМу, честно отвечу: хочу, хоть завтра же! Потому что природная красота тут такая, которой не найдете вы ни в каких «испаниях, турциях и канарах». Грибов и ягод здесь собирают кадушками, рыба таймень, сиг да хариус сама в руки прет.

И даже не сомневайтесь, отправляйтесь самолетом до Нерюнгри, оттуда поездами (только не «бичом») через Тынду хоть до Братска, хоть до Красноярска. Это будет ваш самый незабываемый отпуск. Счастливого путешествия!